Михаил Адольфович Баженов Восток - 83: Эх, были времена! Скачайте файл

На сайте размещена книга Ильи Рясного "Адвокат, адвокат, он ворюге - друг и брат" для обсуждения, одобрения и не только. Ознакомиться с книгой можно в разделе Книги и публикации. Воспоминания об институте читать со второй главы или скачайте файл ниже.

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ По уголовно-процессуальному закону эпохи развитого социализма все, кто имел отношение к расследованию уголовного дела, обязаны были выявлять причины и условия, способствовавшие совершению преступления и принимать меры к их устранению. В переводе на обычный язык это означало, что ответственность за действия основного злодея должна быть поровну разложена на различных должностных лиц, которые тут же наказывались в дисциплинарном или ином порядке, поскольку именно эти граждане не выполнили, или плохо выполнили свои обязанности, чем и воспользовался фигурант уголовного дела. В этих случаях готовился документ, который имел название «Представление», и он вносился. Хотя никто его не вносил, а просто направляли по почте вышестоящему начальнику злодея с требованием наказать нижестоящих начальников того же самого злодея. При этом сообщалось за какие прегрешения назначенные жертвы должны были быть понижены, предупреждены, уволены, привлечены и т.д. В конце представления указывался конкретный срок совершения жертвоприношения. Обжалованию сей документ не подлежал, а его невыполнение сулило неприятности уже самому адресату. Так что кадровикам работы хватало. Да кто бы спорил! В ходе расследования отдельных категорий дел всплывали такие «причины и условия», что рука сама тянулась к перу, поскольку уши некоторых отцов-командиров различных рангов откровенно торчали из-за конкретных статей различных приказов и уставов. А про суровый Корабельный устав и говорить не приходиться. По этому документу командир отвечает за ВСЁ. Другими словами, представление должно появляться на свет естественным образом и вполне доношенным, без стимуляторов в виде почесывания в затылке и сосания пальца. Какое, например, может быть представление, если мичман дома один напивается до белой горячки, потом ползает по двору в поисках «белого луча», после чего опять приползает домой и без замечаний вешается на антенном кабеле, который он сорвал у соседа? Нет, можно конечно, обслюнявив пару пальцев и промассировав свой череп, выдать что-нибудь шедевральное типа «командир не уделял должного внимания воспитанию личного состава, за что и прошу, нет, требую, наказать его по законам военного времени». Только после этого придется ходить по теневой стороне улицы – очень стыдно. Или. Два новоиспеченных военных строитыла прибыли из солнечной Туркмении в условия Крайнего Севера. С русским языком у них не то, что бы плохо, а просто ни как. При этом небольшой набор ненормативной лексики они все-таки знали. Кто и когда их этому обучал – неизвестно. Но тем не менее, при полном отсутствии знания русского языка, они смогли торжественно принять военную присягу, текст которой никогда на кораблях и в частях не печатался на туркменском. Совершив этот священный обряд, земляки, находясь в состоянии прострации от произошедших с ними за небольшой промежуток времени перемен (вчера тепло и вкусно, а сегодня холодно, невкусно и все время хочется есть), стали ждать: когда дадут им оружие, чтобы «сфоткаться». На следующий день вместо ожидаемых автоматов землякам вручили шанцевый инструмент в виде обычных штыковых лопат. Под присмотром сержанта воины-строители прибыли на объект, где тем же сержантом им была поставлена очень простая боевая задача: выкопать траншею под кабель. Прошу обратить внимание, что задача ставилась на русском языке. Ничего не поняв из того, что объяснял им сержант, земляки, после ухода последнего, предались воспоминаниям о теплой малой родине, продолжали сожалеть об отсутствии возможности «сфоткаться» с автоматом и никак не могли сообразить, что им делать с лопатами. Через два часа пришел сержант. Увидев, что фронт работы не продвинулся даже на сантиметр, младший командир на повышенных тонах и с использованием нецензурной лексики дал понять землякам, что они не правы, и вторично (на русском языке) объяснил необходимость копания траншеи, после чего опять ушел. Земляки после этого немного заволновались, поскольку услышали знакомые слова, которым кто и когда их обучал - неизвестно. Но поскольку они не знали, что слова, которые они знали, относились к ним вместе со словами «копать траншею», которые они не знали, то явного беспокойства шумное поведение сержанта у них не вызвало. Земляки снова предались воспоминаниям о тепле, а лопаты продолжали лежать в стороне. Второй приход сержанта застал любителей автоматов врасплох, а его, сержанта, возмущению не было границ. Он попытался популярно и доходчиво объяснить землякам что-то насчет деревянных брусков без верхней части, как и каким образом они появились на свет, пропел оду Советскому Туркменистану, а заодно и всей Средней Азии. Разумеется монолог сержанта обильно сдабривался словами, которые земляки знали, но кто и когда обучал их этим словам – неизвестно. В конце воспитательной беседы сержант одному воину дал леща, другому – пинка, после чего ушел к командиру роты жаловаться на отсутствие межнационального взаимопонимания. Поцокав языками и покачав головами, воины-строители пришли к умозаключению о том, что автоматов для фоток им не дадут. Поскольку других стимулов для дальнейшего прохождения службы они не видели, было принято решение добираться обратно в свой родной теплый аул, не поставив об этом в известность ни нижестоящее, ни вышестоящее командование. Когда через полторы недели веселого путешествия земляки в предвкушении сладкой халвы и прохладного арыка добрались до дома, то на месте их ждали представители не ставшего родным стройбата и сам военком. После проведенных на чистом туркменском языке переговоров, без труда были выяснены те самые «причины и условия, способствовавшие…». В переводе звучало примерно так: «Начальник автомат не дал, мы ничего не делал, начальник ругался, мы домой поехал». Всё. Можно вносить представление. Да, представления вносились - закон требовал, но без фанатизма и без ущерба для профессионализма. И здесь на флот прибывает новый прокурор флота с весьма непривычными взглядами на деятельность военной прокуратуры и конкретно следствие. Для начала этот новый прокурор заявил, что он прекращает порочную, по его мнению, практику предыдущих прокуроров поощрения следователей, поскольку раскрытие преступлений – обязанность следователя, за что он и получает деньги. Наказывать необходимо, чтобы не расслаблялись, а поощрять необязательно, чтобы не забывались. Было еще несколько инноваций, о которых не хочется вспоминать, поскольку они попахивали самодурством. Одним словом, не любил он следователей, которые не соответствовали его грёзам. А такими были практически все. Тогда же новый прокурор ввел свои критерии оценки работы следователей. Если нет представления по делу – плохой следователь. Одно представление – средней квалификации работник. Два и более – достоин, чтобы его погладили по головке. Категория сложности расследуемого дела, оперативность, профессионализм, результаты рассмотрения дела в красном революционном трибунале значения не имели. Да и ни к чему это. Главное – представление. Одновременно новый прокурор рассылает циркуляр. Перефразируя одного великого относительно точки опоры и переворачивания земли, он заявил: «Дайте мне хорошее представление, и с преступностью на флоте я покончу в течение трех месяцев». Вот так. Не больше и не меньше. Скромно, по-ленински. Типа, вы обеспечьте, а уж за мной не заржавеет. Узнав про такое заявление, следаки со стажем со словами «ну-ну» продолжили свою повседневную борьбу с преступностью. Молодые хрустящие лейтенанты в ожидании чуда и возможности попасть под ласкающую длань немедленно бросились «выявлять», чтобы потом «внести» и получить за добросовестное исполнение служебных обязанностей в качестве поощрения электрическую бритву. При этом, у некоторых дарований само расследование преступления каким-то образом отошло на второй или третий план, уступив позиции процессу обязательного «выявления». Через некоторое время после эпохального утверждения о возможности полного искоренения преступности на отдельно взятом флоте, по всем прокуратурам гарнизонов прокатилась радостная весть: назначена дата очередных сборов следственного состава всего Северного флота. О, эти ежегодные сборы! Это не просто событие в повседневной рутинной работе, это целый обряд, о котором можно говорить и говорить. Люди начинают готовиться к этому мероприятию заранее: кто в ожидании очередной грамоты, а кто – десятиведерной клизмы с патефонными иголками. Но все в приподнятом настроении и свежем белье. Одним из многочисленных пунктов обширной программы сборов было деление или дележ или обмен (ненужное зачеркнуть) накопленным багажом практической деятельности со своими сослуживцами. Ну, это, например, один объясняет методику спуска трупа с двадцатиметрового башенного крана на землю в условиях полярной ночи при сильном шквалистом ветре, а другой делится впечатлениями от подъема трупа из шахты ракетоносца при полном отсутствии электричества. В обоих случаях труп полагается осмотреть, прежде чем начать его поднимать или спускать. Это называется составить протокол осмотра места происшествия. Очень увлекательно. Получалось как в детской игре: каждый в течение 15-20-ти минут должен рассказать другим что-то интересненькое из жизни следователя военной прокуратуры. От полученных впечатлений и пополнившегося багажа знаний все начинали радоваться и веселиться. И вот этот день настал. Первый докладчик (как и положено первому – один из лучших) был прерван новым прокурором на 73-ей секунде выступления словами: «Ну, это и так все знают». Несмотря на то, что рассказывалось о раскрытии тяжкого и непростого преступления, в детали которого даже новый прокурор не мог быть посвящен по определению, его заявление о всеобщем знании прозвучало как известный лозунг о коммунизме и электрофикации, не принимающий каких-либо возражений. На резонный вопрос выступающего: «А чего тогда изволите?» со стороны нового прокурора последовала шикарная выжидающая пауза, сопровождавшаяся попыткой испепелить взглядом ничего непонимающего офицера. Не получив предполагаемого результата в виде искр, стонов и мольбы о пощаде, новый прокурор, недобро прищурив глаза, произнес: «А вы нам лучше расскажите как вы НЕ боритесь с преступностью». Немая сцена. По залу прошел гул, за окном посерело, а бакланы и чайки разом перестали орать. Выступающий, имея высшее образование, немалый опыт следственной работы и умеющий отличить разбой от грабежа, посчитал, что в сложившейся ситуации лучше молчать, ожидая подсказок со стороны. Подсказка не заставила себя долго ждать. Недобро поглядывая, новый прокурор спросил: «А сколько представлений по этому делу вы внесли?». Число 1 произвело удручающее впечатление на специалиста по искоренению преступности на отдельно взятом флоте. После того, как новому начальнику, после его же наводящих вопросов, стало известно, что по некоторым делам, находящихся в производстве, до настоящего времени не внесено ни одного представления, дальнейший обмен положительным опытом потерял смысл, а выступающий почти с позором и обещанием быть подвергнутым суровому дисциплинарному взысканию был отправлен на место. Следующая жертва уже с меньшим энтузиазмом встала за трибуну и попыталась донести до окружающих свои передовые методы в деле борьбы с преступностью. Отсутствие решительности в голосе выступающего дало возможность новому прокурору прервать его уже на 38-й секунде. Дальше последовал все тот же вопрос о том, где находился и чем занимался офицер в 1917 году когда раскачивали царский трон, и почему он не хочет искоренять преступность. Опять последовали угрозы в виде лишения сладкого и внеочередного неувольнения на берег. Следующая очередь была моя. За время экзекуции двух наших товарищей, мы, находясь по другую сторону лобного места, лихорадочно пытались понять: «ЧЕГО ОН ХОЧЕТ?». Почему-то вспомнился курс судебной психиатрии. Ведь не уголовный процесс, не колхозное и даже не бюджетное право, а именно судебная психиатрия. После нахлынувших воспоминаний как-то все разом выдохнули слово «садизм». Вот оно! Теперь на Голгофу я шел несколько вдохновленным. Имея намерение не разочаровать большого начальника (про обмен опытом уже все забыли) и чтобы он получил удовольствие от унижения и мучения всех нас, я начал свое выступление как хотел ОН. Я сразу же заявил всем присутствующим, что делиться мне с ними нечем, поскольку у всех высшее образование и сами в состоянии овладеть премудростями сыска. После этого, посыпая голову пеплом, пуская слюни и сморкаясь в чистый носовой платок (не зря готовился к сборам), я поведал аудитории, а точнее, только ЕМУ одному, историю своего падения на дорожку отказа от борьбы с преступностью. Когда я стал перечислять дела за последние пять лет, по которым я просто категорически не выявлял причины и условия, предоставив тем самым возможность преступности возрождаться и множиться, то с удовлетворением отметил, что глаза большого начальника заволокло, а из уголка рта потекла слюна, которую он периодически смахивал рукавом тужурки. Когда же я заявил, что, в надежде на безнаказанность, не внес представление министру торговли о неподобающем поведении продавщицы занюханного магазинчика тети Дуси, которая, не желая бороться с преступностью и попирая основы морального облика строителя светлого будущего, продала служивому бутылку водки, не просчитав возможные варианты дальнейших его действий, то понял, что удовлетворение начальника достигло соответствующей фазы, а сам он находится в состоянии умиротворения. Решив воспользоваться этим состоянием релаксирующего начальника, со словами «Доклад окончен!» я быстренько убежал из пыточной, поскольку опасался, что начальник, возжелав получить очередную порцию удовольствия, захочет задать еще более острый вопрос: «А с какой целью вы не боролись с преступностью?». Отвечая на такой вопросик, можно лишиться шанса отделаться просто выговором. Осмотрев зал и находящихся в нем работников предварительного следствия, большой начальник с чувством глубокого удовлетворения заявил, что на сегодня экзекуция прекращается, потому что мы, еще находясь в сознании после публичной порки, должны услышать КАК надо бороться с преступностью и какой пробы документ ему нужен, чтобы в одночасье покончить с пережитком прошлого в виде преступности. С такой торжественностью и сменой тембра голоса обычно представляют боксеров-профессионалов перед началом боя. После того как отгремели фанфары, на трибуну вспорхнул хрустящий следопут из Гаджиевской конторы. Он должен был огласить текст представления по делу, производство по которому он завершил. Зал слегка насторожился, ожидая подвоха. Из фабулы усматривалось, что между двумя гвардейцами произошел конфликт, после которого у одного оказалась сломанной челюсть. Все очень обыденно и никакой изюминки. Как при таких условиях можно было сочинить эпохальный документ, с помощью которого новый прокурор через три месяца всех должен привести в светлое будущее, никто не знал. И лейтенант начал. Как говорил классик, легче перечислить кого из должностных лиц он НЕ указал в своем представлении. Это были Министр обороны, Главком и командующий флотом. Скорее всего лейтенант был ограничен сроками предварительного расследования, и у него не хватило времени, что бы добраться до них. А так к печальному факту перелома челюсти, с точки зрения лейтенанта, причастными оказались все от командира отделения до комдива, включая даже кока. Все вжались в стулья после того как хрустящий начал перечислять их прегрешения. Все шло по нарастающей. Из зачитываемого документа недвусмысленно вытекало, что при выявленных нарушениях факт слома челюсти - это норма, и просто ему, лейтенанту, как бы очень удивительно, почему при такой организации службы лодки до сих пор не тонут и не пора ли подумать если не о расформировании соединения, то о тотальной замене практически всех начальников, поскольку они не справляются со своими служебными обязанностями. Да, очень серьезный документ получился. Попался бы этот документик супостату, то, наверное, тот решил, что боеготовность и боеспособность у нас нулевые, и назавтра нас можно забросать снежками. В общем, причины и условия были так выявлены, что план по уничтожению преступности можно было выполнять досрочно. Промокнув слезу, новый начальник, еще раз поставив в пример правильно понимающего сложность момента лейтенанта, поинтересовался у аудитории наличием вопросов к перспективному офицеру. Вопросы конечно были, вернее всего один вопрос, который оказался неожиданным для лейтенанта и реформатора, поскольку не имел отношения к выступлению. Очень простой вопрос: «Каковы результаты рассмотрения дела в суде?». Правдивый и короткий ответ лейтенанта: «Дослед» заставил задрожать стекла в окнах от взрыва хохота. Смеялись все, включая зональных и даже начследа.